Человек, ставший легендой: подлинная история Эртугрула Гази

Анатолийский котел: мир, где рождались и исчезали народы

В XIII веке Анатолия, или Малая Азия, напоминала растревоженный муравейник, где каждый пытался урвать кусок пожирнее и построить свое маленькое царство на обломках чужого. Византийская империя, некогда гроза мира, после событий 1204 года так и не смогла оправиться. Она скукожилась до нескольких анклавов и из последних сил цеплялась за жизнь, огрызаясь на соседей, но уже не способная диктовать свою волю. Главным хищником в регионе долгое время считался Конийский султанат, государство турок-сельджуков, которые создали утонченную персидско-тюркскую культуру и контролировали почти весь полуостров. Но и их золотой век подходил к концу. С востока, подобно саранче, накатывались монгольские орды. В 1243 году в битве при Кёсе-даге монголы наголову разбили сельджукскую армию, и султанат превратился в их данника, раздираемого внутренними усобицами. В этом бурлящем котле, где власть переходила из рук в руки, а вчерашний союзник завтра становился врагом, по степям и горам кочевали сотни тюркских племен. Это были огузы, бежавшие из Средней Азии от того же монгольского катка. Одним из таких племен, ничем не примечательным на фоне других, было племя Кайи. Они были скотоводами, воинами, вечно искавшими плодородные пастбища для своих стад и сильного покровителя, который защитил бы их от более могущественных соседей. Именно в этой мутной воде и предстояло ловить свою рыбу человеку, чье имя история едва не забыла, — Эртугрулу.

Историческая наука — дама капризная. Она любит письменные источники: хроники, указы, договоры. А кочевники XIII века не слишком увлекались ведением архивов. Их история передавалась из уст в уста, в песнях акынов и легендах у костра. Поэтому о реальном Эртугруле мы знаем до обидного мало. Первые османские хроники, в которых о нем упоминается, были написаны лишь спустя полтора-два века после его кончины. К тому времени его сын Осман и внук Орхан уже создали мощное государство, и придворным летописцам потребовалась красивая и героическая предыстория. Так реальные события обросли мифами, а пробелы в биографии заполнились благочестивыми сказаниями. Эртугрул превратился в фигуру почти мифическую, в мудрого и благородного патриарха, предначертанного Всевышним для великой миссии. На протяжении веков его личность оставалась в тени его куда более знаменитого сына, Османа I, основателя династии. Историки даже сомневались, существовал ли он на самом деле. Может, это просто выдуманный персонаж, необходимый для удлинения родословной? Точку в этих спорах поставила случайная находка. В стамбульском музее Топкапы сохранились монеты, отчеканенные при Османе. На них четко выбита надпись: «Осман бeн, Эртугрул Бeн, Гюндюз Альп», то есть «Осман, сын Эртугрула, сына Гюндюз Альпа». Это крошечное нумизматическое свидетельство оказалось важнее сотен страниц поздних хроник. Оно неопровержимо доказывало: Эртугрул был. Он был реальным человеком, отцом основателя империи. И оно же породило новую загадку, поставив под сомнение официальную османскую генеалогию.

Легенда о спасенном султане: дар или расчет?

Официальная османская история, сформировавшаяся к XV веку, рисует каноническую картину прихода Кайи к власти. Согласно ей, отцом Эртугрула был Сулейман Шах, вождь племени. Спасаясь от монголов, он повел своих людей из Средней Азии на запад. Однако та самая монета называет отцом Эртугрула некоего Гюндюз Альпа. Современные историки склоняются к тому, что именно версия с монеты является подлинной, а фигура Сулеймана Шаха была вписана в родословную позже, чтобы связать османов с более древними и знатными сельджукскими династиями. Так или иначе, после кончины вождя (кем бы он ни был) племя раскололось. Двое старших братьев Эртугрула решили вернуться на восток, а он, вместе с младшим братом Дюндаром и примерно четырьмя сотнями семей, остался в Анатолии искать счастья. Именно с этим периодом связана самая известная легенда о нем. Кочуя по горам, Эртугрул со своим небольшим отрядом воинов случайно наткнулся на поле битвы. Две армии сошлись в яростной схватке, и одна из них явно уступала в силе. Эртугрул не знал, кто эти люди, но, повинуясь кодексу воинской чести, решил помочь слабейшим. Его воины, как ястребы, ударили во фланг противнику и решили исход боя. Когда пыль улеглась, выяснилось, что он спас не кого-нибудь, а самого сельджукского султана Ала ад-Дина Кей-Кубада I, сражавшегося с отрядом византийцев (по другой версии — с монголами).

Султан, восхищенный отвагой и благородством неизвестного воина, щедро его наградил. Он выделил племени Кайи земли на самой границе с Византией, в районе городов Сёгют и Доманич. Эта история, безусловно, красива. Она представляет Эртугрула как рыцаря без страха и упрека, который получает свою землю не хитростью, а доблестью. Но, скорее всего, реальность была куда прозаичнее. Сельджукские султаны в XIII веке активно использовали тюркские племена в качестве пограничной стражи. Они создавали на границе с Византией целую цепь полуавтономных владений, так называемых «удж-бейликов». Вожди этих племен, или «удж-беи», получали землю и определенную свободу действий, а взамен должны были постоянно беспокоить византийцев набегами, защищать границу и служить первой линией обороны в случае большой войны. Это была взаимовыгодная сделка. Султан получал дешевое и эффективное прикрытие своих границ, а кочевники — пастбища и, что самое главное, легальную возможность совершать набеги на богатые, но плохо защищенные византийские провинции. Вероятно, Эртугрул просто поступил на службу к султану Ала ад-Дину, присягнул ему на верность и получил свой пограничный удел, как и десятки других вождей. Никакого случайного вмешательства в битву могло и не быть. Но для создателей имперского мифа такая прагматичная сделка выглядела слишком скучно. Им нужен был героический акт, который бы лег в основу будущего величия династии.

Воин веры на границе двух миров

Земли, которые получил Эртугрул, не были райским садом. Сёгют был маленьким, ничем не примечательным городком, а окрестности представляли собой гористую местность, не слишком удобную для кочевого скотоводства. Но у этого удела было одно огромное преимущество — его географическое положение. Он находился на переднем крае борьбы двух миров: исламского и христианского. С одной стороны — ослабевший, но все еще богатый византийский мир, с его городами, монастырями и развитым сельским хозяйством. С другой — раздробленный и полный энергии тюркский мир Анатолии. Это пограничье, или «удж», было местом, где стирались старые законы и рождались новые возможности. Оно как магнит притягивало к себе самых разных людей: воинов, искавших славы и добычи; дервишей, проповедовавших священную войну; крестьян, бежавших от налогов и монгольского террора. Эртугрул оказался в нужное время в нужном месте. Он стал одним из «гази» — воинов за веру. Идеология «газавата», священной войны против неверных, стала мощнейшим инструментом для сплочения этих разношерстных элементов. Она придавала поиску добычи благородный, религиозный смысл. Каждый набег на византийскую территорию был не просто поиском трофеев, а богоугодным делом, сулившим не только земные богатства, но и иные блага в случае гибели.

Начиная примерно с 1230 года, Эртугрул, будучи верным вассалом сельджукского султана, начал методично расширять свои владения. Это не были большие сражения с регулярными армиями. Его тактика заключалась в постоянных, мелких набегах. Небольшие отряды конных лучников, быстрые и неуловимые, проникали на византийскую территорию, нападали на деревни, угоняли скот, захватывали пленных и с добычей возвращались обратно. Постепенно они начали захватывать и небольшие византийские крепости, превращая их в свои опорные пункты. Каждая такая победа, пусть и незначительная, укрепляла авторитет Эртугрула. К нему стекались все новые и новые воины со всей Анатолии, привлеченные его удачливостью и щедростью. За полвека своего правления он сумел из крошечного удела площадью около 1000 квадратных километров создать вполне жизнеспособное государство размером почти в 5000 квадратных километров. Это было небольшое, но крепко сбитое и агрессивное пограничное княжество, закаленное в непрерывных войнах. В семейной жизни Эртугрула, как и в политической, больше легенд, чем фактов. Мы знаем, что его мать звали Хайме-хатун, и ее почитаемая могила до сих пор находится недалеко от Сёгюта. Его женой была Халиме-султан, происхождение которой туманно. Популярный сериал делает ее сельджукской принцессой, что исторически маловероятно, но добавляет сюжету романтики. Вопреки сериальной драме, где она уходит из жизни при родах, реальная Халиме прожила с мужем долгую жизнь и родила ему как минимум троих сыновей: Гюндюза, Савджи и самого младшего, Османа, которому было суждено затмить их всех.

Монета, что громче хроник: загадка отцовства и наследия

Долгие годы правления Эртугрула были временем медленного, но упорного накопления сил. Он не совершал головокружительных завоеваний и не вмешивался в большую политику разваливающегося Конийского султаната. Он был мудрым и осторожным правителем, который прекрасно понимал ограниченность своих ресурсов. Его главной задачей было укрепить свой бейлик, сплотить вокруг себя верных людей и подготовить плацдарм для будущего рывка. Он был человеком своего времени — суровым воином, прагматичным политиком и, вероятно, искренне верующим мусульманином. Он заложил фундамент, на котором его сын Осман начнет строить здание будущей империи. В последние годы жизни, будучи уже в преклонном возрасте, он передал бразды правления Осману, хотя тот и не был старшим сыном. Почему выбор пал именно на него — еще одна загадка. Возможно, Осман проявил наибольшие военные и лидерские таланты, а в мире пограничья право первородства часто уступало праву сильного. Эртугрул ушел из жизни примерно в 1288 году в возрасте около девяноста лет — невероятное долголетие для той эпохи — и был похоронен в своей столице, Сёгюте. Он оставил сыну небольшое, но крепкое государство, закаленную в боях армию и, что самое главное, — великую идею, идею газавата, которая и стала тем топливом, на котором Османская империя совершит свой стремительный взлет.

Именно здесь мы снова возвращаемся к той самой монете, найденной в Топкапы. Она не только подтвердила существование Эртугрула, но и заставила историков по-новому взглянуть на всю раннюю историю османов. Официальная версия, зафиксированная в хрониках XV века, гласила, что отец Эртугрула — Сулейман Шах, который якобы был потомком великих сельджукских правителей. Эта версия была очень удобна для султанов, уже правивших огромной империей. Она создавала им благородную родословную, связывая их с великими династиями прошлого. Но надпись на монете «Осман, сын Эртугрула, сына Гюндюз Альпа» говорит о другом. Скорее всего, Гюндюз Альп и был реальным отцом Эртугрула, простым вождем небольшого племени, а фигура Сулеймана Шаха — это более поздняя идеологическая конструкция. Это не умаляет значения османов, а наоборот, делает их историю еще более впечатляющей. Они были не наследниками древних царей, а «людьми, которые сделали себя сами». Они начинали практически с нуля, с маленького пограничного удела, и силой своего оружия, своей верой и своей политической волей смогли построить одну из величайших империй в истории человечества. Наследие Эртугрула заключалось не в знатности крови, а в том конкретном военно-политическом организме, который он создал на византийской границе. Он оставил Осману не громкое имя, а работающий механизм для завоеваний, который его сын и потомки использовали с максимальной эффективностью.

От скромной гробницы до мирового сериала: вторая жизнь Эртугрула

После кончины Эртугрула его сын Осман построил над его могилой в Сёгюте скромную гробницу — тюрбе. На протяжении веков она оставалась местом паломничества для членов османской династии и простых людей, которые почитали его как основателя рода. Гробница неоднократно перестраивалась и реставрировалась, но настоящий ренессанс культ Эртугрула пережил в конце XIX века. Султан Абдул-Хамид II, правивший трещавшей по швам империей, отчаянно искал новые идеологические опоры. В условиях роста национализма на Балканах и арабского сепаратизма он сделал ставку на панисламизм и османизм, пытаясь сплотить мусульманские народы империи вокруг фигуры султана-халифа. И образ Эртугрула, благочестивого гази, воина за веру, основателя государства, пришелся как нельзя кстати. По приказу Абдул-Хамида тюрбе в Сёгюте было капитально перестроено и превращено в пышный мемориальный комплекс. Вокруг гробницы были установлены кенотафы (символические надгробия) в честь других героев ранней османской истории и даже в честь солдат, павших в недавней войне с Грецией. Ежегодно в Сёгюте стали проводиться пышные торжества, на которые съезжались представители тюркских племен со всей империи. Абдул-Хамид пытался представить себя прямым наследником духа Эртугрула, подчеркивая неразрывную связь времен и легитимность своей власти. Так полумифический вождь XIII века стал важным символом в политической борьбе конца XIX века.

Второе и, возможно, еще более громкое возвращение Эртугрул пережил уже в наши дни. Турецкий телесериал «Воскресший Эртугрул» («Diriliş: Ertuğrul»), вышедший на экраны в 2014 году, стал настоящим мировым феноменом. Он побил все рекорды популярности не только в самой Турции, но и далеко за ее пределами, особенно в мусульманских странах от Пакистана до Южной Америки. Миллионы зрителей с замиранием сердца следили за приключениями благородного и бесстрашного вождя Кайи, его борьбой с крестоносцами, византийцами и монголами. Конечно, сериал имеет мало общего с реальной историей. Это скорее историческое фэнтези, героический эпос, который использует реальные имена, но наполняет их вымышленными событиями и характерами. Но его оглушительный успех говорит о том, что образ Эртугрула оказался невероятно востребованным и в XXI веке. Для современной Турции, ищущей свое место в мире и заново осмысливающей свое имперское прошлое, он стал воплощением идеального национального героя — смелого, справедливого, благочестивого, преданного своему народу и традициям. Для многих мусульман в других странах он стал символом сопротивления внешним врагам и борьбы за свои ценности. Так человек, о котором при жизни не было написано почти ни строчки, спустя восемь веков после своей смерти превратился в глобальную медиа-икону, доказывая, что иногда легенда оказывается куда важнее и долговечнее, чем сухие факты истории.

Понравилось - поставь лайк и напиши комментарий! Это поможет продвижению статьи!

Подписывайся на премиум и читай дополнительные статьи!

Поддержать автора и посодействовать покупке нового компьютера